Бронницкие НОВОСТИ

В один из ветреных августовских вечеров1941 г., как вспоминала моя собеседница Елена Николаевна, хорошо знакомый ей сосед по подъезду зашел, когда уже стемнело...

– Меня отправляют в командировку в другой город, – объявил Алексей Петрович, нервно теребя в руках старенькую кепку. – Надолго... Куда – сказать не могу... Появится возможность, обязательно дам о себе знать и вас навещу... А пока до свидания!

Попрощались сдержанно, хотя между ними уже сложились отношения. Впрочем, оформить их, как положено, женщина прежде не торопилась. Хотелось узнать соседа получше... Потому пока жили порознь – каждый в своей квартире. Оба прежде уже были в браке и еще хранили воспоминания о разрушенной судьбой семейной жизни... У нее росли две дочки, которым нужен был настоящий, заботливый отец.

Елену Николаевну в Ленинград привез муж – кадровый офицер. Здесь нажили двух дочерей, а в 1939 г. командование направило её супруга воевать с финнами. Беда не заставила себя ждать: вскоре ей сообщили, что муж погиб во время штурма линии Маннергейма. Так в 23 года Елена стала вдовой. Пришлось одной поднимать дочек. Устроилась на ближайший завод, освоила специальность чертежницы...

А бездетную пару, проживавшую с ней в одном подъезде, Елена знала еще задолго до войны. Оба супруга работали на Невском машиностроительном заводе. Встречаясь с ней в подъезде, они всегда здоровались, интересовались, как дела и здоровье. Потом узнала: в их семье случилось несчастье. У заводчанина тяжело заболела и вскоре умерла жена. Алексей Петрович долго горевал, но со временем боль утраты поутихла, и молодой вдовец начал обращать внимание на женщин.

Однажды, случайно встретившись с Еленой Николаевной на лестничной клетке, сосед помог ей донести до квартиры тяжелую сумку. А в дальнейшем, узнав о схожести их жизненной ситуации, стал оказывать знаки внимания и ненавязчиво ухаживать за привлекательной соседкой. Вместе с дочками они начали совершать в выходные дни прогулки по городу, по вечерам часто заглядывали друг к другу в гости, на чай…

Невеселый и однообразный вдовий быт Елены стал наполняться новым содержанием. Сосед покупал дочерям гостинцы, все вместе ходили в цирк и в кино. «Мне кроме вас не о ком заботиться», – всякий раз говорил он, когда соседка журила его за то, что сильно балует ее девчонок... Как-то Алексей предложил Елене стать его женой... Она уже сама была готова пойти в ЗАГС, расписаться и жить вместе… Но тут началась война, а следом – разлука со ставшим близким человеком...

Тогда, в конце первого военного лета Елена Николаевна не могла знать, что передовой станочник-партиец Невского машиностроительного завода Алексей Сушков должен был стать... другим человеком. Одним из действующих членов подпольной организации города на случай захвата Ленинграда гитлеровскими войсками.

Небольшую группу из таких же, как он, в основном молодых (не семейных, но уже проверенных партийных активистов) начали готовить в местном райотделе НКВД задолго до того, как немцы отрезали город от страны. Они изучали подрывное дело, азбуку Морзе, учились владеть разными видами оружия... А, когда враг подошел совсем близко, будущие подпольщики перешли на нелегальное положение: сдали свои документы, а взамен получили паспорта и трудовые книжки на другие фамилии.

Своим родным «командированные» подпольщики сказали, что якобы уезжают из Ленинграда. Но на самом деле все остались в городе. Поселили их в другом районе, где их никто не знал в лицо. Мужчин направили на разные предприятия, велели там работать и обживаться на новом месте. Категорически запретили общаться между собой и с родными. Всем надо было ждать дальнейших распоряжений в зависимости от ситуации на фронтах. В расчете на голод и длительный срок нахождения в оккупации, всем членам группы Сушкова выдали вместе с личным оружием и взрывчаткой солидный запас продуктов.

В холщовом мешке, выданном каждому под роспись на продскладе, находился добрый десяток банок консервированной тушенки, пачки крупы, сахара и различных пищевых концентратов. Уже тогда в прифронтовом, но еще не окруженном вражеским кольцом Ленинграде начались перебои с продуктами. Норма их выдачи по карточкам неуклонно сокращалась. Так что полученные членами группы мешки с едой казались настоящим богатством. Но на этот счет имелась инструкция...

– Теперь вы все на службе, а порядок у нас военный: за невыполнение приказа или срыв задания – трибунал, – разъяснял им офицер НКВД. – Вам надо побыстрее привыкнуть к своей новой личности и быть наготове. Контакты с родными и близкими исключаются. А продукты – это ваш неприкосновенный «стратегический» запас. Каждый должен спрятать то, что получил, в надежном месте и ничего не расходовать. Пользоваться «НЗ» будете, когда немцы войдут в город, и вы начнете действовать. Задания получите от нашего связника, пароль вам сообщат накануне. А пока все будем твердо верить, что доблестная Красная Армия гитлеровцев в Ленинград не пустит...

...За августом наступил холодный балтийский сентябрь. Поползли слухи, что немцы полностью окружили город и все необходимое для жителей перестали доставлять. Начинался самый тяжелый – блокадный период. С осени фашисты стали бомбить и обстреливать Ленинград из дальнобойных орудий. К несчастью для Елены, во время артобстрела погибла старушка-соседка, которой она всякий раз оставляла на день своих дочек – пятилетнюю Катю и трехлетнюю Маришку. Присматривать за ними стало некому, и ей пришлось уйти с работы. Так Елена лишилась полноценной трудовой карточки и, как и дочери, стала иждивенцем. Причем, если в сентябре блокадного хлеба этой категории жителей давали по 300 граммов, то уже с ноября – вдвое меньше...

Привыкнуть к долгому, изнурительному голоду было невозможно. Он, как беспощадный убийца, губил и старых, и малых. О нем нельзя было забыть, от него нельзя было спрятаться ни в какое бомбоубежище…

Девочки всё время просили есть, а в доме уже давно не было ничего съедобного. Всё, что у нее имелось ценного, Елена обменяла у спекулянтов на продукты. Всё, что можно было хоть как-то употребить в пищу,  кончилось... Глядя на изголодавшихся дочек, Елена не могла сдерживать слезы… Веселая и подвижная прежде Маришка так ослабла, что перестала вместе с мамой и старшей сестрой ходить за водой к проруби на Неве. Скрепя сердце, мать надолго оставляла исхудавшую малышку в темной, пустой, насквозь промерзшей квартире…

Судьба Елены Николаевны и ее дочек, не успевших эвакуироваться, не давала покоя Алексею Петровичу, сменившему фамилию, адрес и место работы. О том, чтобы приходить и делиться с ними своим пайком, не могло быть и речи. Он жил под чужой личиной, ему было строго запрещено появляться по прежнему месту жительства и контачить с соседями. Но, как видно, эта немало повидавшая в жизни женщина и ее дочери, стали очень дорогими людьми для мобилизованного органами рабочего. И он решил, нарушив инструкцию, хотя бы издали посмотреть, как они живут...

А, когда увидел их на улице, еле бредущих за водой: сильно исхудавшую, с темными обводами у глаз Елену в скудном пальтишке и едва не сдуваемую ветром ее старшую дочь Катюшу, закутанную в большой мамин платок, сердце больно защемило. Он вспомнил о целом мешке продуктов, выданных НКВД и спрятанных им в подвале разрушенного дома. С этого момента мысль о том, чтобы поделиться этой пищей с близкими людьми, больше не покидала его…

«Немцев в Ленинград не пустят, но блокада будет долгой, – рассуждал Алексей сам с собой. – Значит мы еще многие месяцы будем хранить этот «НЗ», а Лена с дочками будет умирать от голода… Не могу я этого допустить, даже если под трибунал пойду...», – так, слово за словом, он старался оправдать задуманное. «Самое главное – не попасться с продуктовым мешком патрулям, – убеждал Алексей сам себя. – Я ведь не смогу объяснить: где взял столько съестного. Значит меня расстреляют, как расхитителя...» И тут ему в голову пришла простая, но верная идея...

1941-й между тем завершался. Наступал новый 1942-й. Впрочем, тысячи убитых в ходе налетов и умерших от истощения ленинградцев не дождались его… В последних вечер декабря, глядя из окна на темные, мертвые улицы родного города, Елена Николаевна со вздохом вспоминала о том, как весело, за накрытым столом, они с мужем отмечали до войны новогодние праздники. Даже Дед Мороз со Снегурочкой из военного гарнизона к ним приходили...

 А нынче ей просто нечего на стол поставить. Нет у них и привычной новогодней елки... Удастся ли вообще выжить в этой безжалостной блокадной западне?...

Эти тяжелые размышления прервал негромкий стук в дверь. Когда она открыла её, то не поверила своим глазам. На пороге, в темном проёме, стоял человек в обличье новогоднего Деда Мороза – с накладной белой бородой из какой-то покрашенной ветоши и с большим серым мешком в руке...

– С наступающим праздником, хозяйка! – прозвучал из-под надвинутой на глаза шапки удивительно знакомый голос. – Дед Мороз вам подарочки принес! Где детишки-то? Зови…

Пытаясь сообразить, где могла видеть и слышать этого человека, она пошла будить девочек. А новоявленный Дед Мороз вдруг внезапно исчез, оставив у двери свой большой подарочный мешок… И тут Елену Николаевну осенило. Она вдруг поняла, кому принадлежал этот знакомый голос и неказистый на вид наряд любимого всеми новогоднего персонажа…

– А где же Дед Мороз, мама? Почему он ушел, не дождавшись нас?! – обиженно захныкали поднятые ото сна дочери. – Принес ли он подарки?!

– Алексей, вернись! Я тебя узнала… Почему ты ушел? Побудь с нами хоть немного… Девочки так ждали тебя! – громко кричала она в темную пустоту заледенелого подъезда...

Но Дед Мороз быстро, насколько ему позволяли силы, спешил уйти прочь от своего дома, от знакомой квартиры, от самых близких ему в этом городе людей, ради которых он нарушил приказ и отдал то, что фактически ему не принадлежало…

Увидев, какие дорогие подарки оказались в мешке, Елена поначалу решила не прикасаться к ним. «Где он достал все это?!» – мучил ее вопрос... Но дочери, сразу заметившие то, что оставил Дед Мороз, уже начали вытаскивать упаковки с крупами и консервные банки... Невыносимый голод брал свое... Они, казалось,впервые в своей жизни приготовили и поели удивительно вкусную кашу с тушенкой... И, наверное, в полной мере осознали: какое огромное, спасительное богатство принес им Алексей Петрович...

Спустя годы, когда позади остались голодные блокадные месяцы, а после – эвакуация с дочерьми в Среднюю Азию и послевоенное возвращение в родной город, Елена часто вспоминала тот предновогодний декабрьский вечер 1941-го и самого доброго в своей жизни Деда Мороза... И не просто вспоминала, а стремилась узнать: пережил ли Алексей Петрович блокаду, как сложилась его дальнейшая жизнь, почему после войны он не вернулся в родной город?

Только в новом веке на очередной запрос Елены Николаевны пришел конкретный ответ из органов. В нем сообщалось, что «гр-н Сушков А.П.,1914 г.р., работник Невского машиностроительного завода, член ВКП(б), с августа 1941 г. по февраль 1942 г. был мобилизован для выполнения специального задания Ленинградского управления НКВД СССР и находился на конспиративном положении... В ночь с 25 на 26 февраля 1942 г. во время массированного налета германской авиации на город в результате бомбардировки и обрушения здания, где временно проживал гр-н Сушков А.П., он погиб вместе с другими жителями дома. Место захоронения погибших неизвестно».

Со времени событий, о которых мы рассказали, прошло 74 года. Уже нет на свете главной участницы этой необычной истории, а ее дочери давно стали старушками-пенсионерками, воспитали детей и внуков... Но сколько бы ни минуло лет, они, как и все дожившие до наших дней блокадники, всегда будут вспоминать пережитое. И, конечно, тех, кто ценой своей жизни спасал их тогда от голода и смерти.