Бронницкие НОВОСТИ

Она родилась в 1927 году на хуторе Песчанка в Сталинградской области. Родителей лишилась еще до войны. Мать рано умерла, а отец, как и многие сельские активисты предвоенных лет, попал под каток сталинских репрессий. Детям, рано ставшим сиротами, жилось трудно и голодно. Вскоре Зою взяла к себе сердобольная тетка. Так она оказалась в Сталинграде. Война не дала завершить восьмилетку. Гул фронтовой канонады катился по стране. Репродуктор перечислял оставленные города. Крепло решение пойти на фронт. Но война вскоре сама пришла к ней. В октябре 1942 года 15-летняя Зоя устроилась санитаркой в эвакогоспиталь № 1191. Он был сформирован в Киеве, но, отступая вместе с войсками, оказался на Сталинградской земле.

Приняли ее сначала вне штата, по комсомольскому билету (паспорт-то давали в те годы в 18 лет). «Молода ты очень…Что ж, попробуй. Доктор все скажет…» — госпитальный «зампотех» Дорофей Абрамович был немногословен. А потом, сбивая пальцы и стирая руки, день за днем Зоя приобщалась к труду санитарки и прачки, стирала горы одежды и кучи бинтов. В ее быт на целых три года вошли ряды самодельных кроватей, тусклый свет «летучей мыши» И еще — постоянная близость чужой боли и страданий. Привыкнуть к этому было невозможно. Как и к соседству передовой, постоянным бомбежкам и смертям ближних… Помогли крепкая казацкая косточка и сиротская «закалка»…

Рассказывая о пережитом, Зоя Ивановна по-доброму вспоминает многих, встретившихся на войне людей, проявивших к ней участие, показывает уцелевшие фото и документы. За каждым эпизодом, за каждой строкой — дыхание того сурового времени, крупицы его безжалостной правды. Жизни миллионов российских женщин военной поры были связаны воедино общей бедой и общей целью… С началом Сталинградского побоища, фронтовой конвейер: «санлетучка»-медсанбат-эвакогоспиталь заработал на полную мощь. Работа медперсонала стала круглосуточной. Сутками не выходили из операционных хирурги, валились с ног медсестры. А живой, окровавленный «груз» с передовой все везли и везли...

Зоя все время помогала пожилым солдатам-санитарам носить раненых. Одних — срочно на операцию, других — на санобработку, третьих — в глубокий тыл. Тех, кто оставался у них, укладывали в палатки на самодельных кроватях-козлах с жестким деревянным настилом. Разве забудешь стоны прибывших «тяжелых», страшные, рваные и сквозные раны от разрывных пуль, наскоро перевязанные на передовой. Черные от запекшейся крови гимнастерки, восковые лица с темными обводами у глаз и синими потрескавшимися губами... Казалось, именно к ней тянутся десятки рук — просят воды, помощи, избавления от невыносимой боли…

— Зоя! Отдохни хоть полчасика. Свалишься ведь, — голос подруги, словно из другого мира. Они сами подменяли друг друга на дежурствах. Сами охраняли территорию госпиталя по ночам, сгибаясь под тяжелыми, «трехлинейками». Никаких графиков не было. Все — на добросовестности. В 15 лет она научилась жить заботой о ближних. Часто засыпала, прислонившись к стене. Бывало, не замечала день на дворе или ночь. Если же выдавался часок-другой отдыха — сразу проваливалась, как в омут, откуда ее мог вытащить только зов дежурного доктора. А сколько верных, заботливых подруг нашла она в госпитале. Среди них были и землячки из Сталинграда, и девчата из Курска. Но особенно по душе пришлись общительной Зое библиотекарь Ирина и две санитарки из Пензы — Рая и Клава. С ними долго переписывалась после войны. Пока были живы…

Она быстро перестала бояться вида крови. После ранения ноги в Ельце даже отказалась от госпитализации. Немного оправившись, чем могла, помогала подругам. Хотя почти месяц ходила, на костылях. Не сломил ее и тяжелый фронтовой тиф, когда неделю пролежала без сознания… А сколько мужества потребовалось от Зои весной 44-го, когда их эшелон с ранеными за Орлом захватили власовцы… Все пережила, не сломалась. Да еще стала, как написано в ее фронтовой характеристике, «активным» донором. Постоянно, всю войну отдавала свою кровь раненым. В те годы о донорстве не говорили. И денег за него не платили. Да и сама Зоя не думала об этом. Глядя на нескончаемый поток изуродованных пулями, осколками, обожженных воинов, понимала: кровь для тяжелораненых — вопрос жизни и смерти. А у нее она самая ходовая — I-ой группы. Случалось, сдавала до 500 мл. Скольким солдатам и офицерам, пехотинцам и танкистам ее кровь спасла жизнь! А тарелка каши и кружка сладкого чая были тогда самой желанной наградой.

Эвакогоспиталь шел за наступающим фронтом. От Сталинграда и Курска через Камышин, Елец и Орел — к границам страны. Затем — города Польши и Германии: Люблин, Лодзь, Лансберг. Во время наступательных боев санитарки все делали почти бегом. И не только потому, что их торопили стоны и брань раненых. Спешить заставляли драгоценные минуты уходящей солдатской жизни: умирало от ран немало. Побывала Зоя и сиделкой, и сестрой в операционной. Ампутированные руки и ноги тоже стали обыденным зрелищем. Но даже сквозь слезы, она, как могла, утешала ставших инвалидами, раненых. А сколько терпения требовалось, когда кормила «лежачих»... Чего это стоило, знают только те, кто сам прошел через эти муки.

В Лансберге, в 70 км от Берлина палатная медсестра Алифанова услышала самое счастливое для фронтовиков слово 'Победа'. Сколько радости было! А в Сталинград, к своей тетке вернулась только поздней осенью 45-го. После войны медиком не стала. Работала на местном судоремонтном заводе. Может так сложилась судьба, а может того, что пережила в эвакогоспитале, с лихвой хватило на всю оставшуюся жизнь…В 1947-м она навсегда перебралась в Бронницы. Замуж вышла в 1950-м, за Василия Назарова. Из известной в городе семейной династии воинов и мастеров. Он тоже воевал: только в истребительном батальоне и, как и Зоя, был награжден орденом и медалями. Познакомились, они на танцах, сыграли скромную свадьбу и прожили вместе до самой смерти Василия.