"ЗА УПОКОЙ ДОЗИМЕТРЫ ЗВЕНЕЛИ…"
0
2239
14 декабря многие жители нашего города, как и все россияне, отмечали памятную дату в нашем календаре – День чествования участников ликвидации последствий аварии на Чернобыльской атомной станции. Впрочем, в настоящее время ликвидаторов-чернобыльцев не только чествуют, но и вспоминают добрым словом. Ведь для многих из них пребывание в радиоактивной зоне оказалось губительным, и они рано ушли из жизни. В этой связи хочется вспомнить об одном из ушедших бронницких участников ликвидации аварии на ЧАЭС – Вячеславе Петросовиче ТОПЯНЕ. Он, сожалению, сегодня уже ничего не сможет сам рассказать нам о тех давних событиях. Но о нем сохранили память родные, близкие и соратники из нашей городской организации ветеранов-инвалидов «Союз-Чернобыль».

Вячеслав до самых последних дней помнил свою 3-месячную командировку в Чернобыльскую зону: неимоверно длинные секунды в машинном зале разрушенного 4-го энергоблока, тихое позванивание дозиметра и его зашкаливающую стрелку, огромное кладбище автомобильной техники и зловещую пустоту мертвых городов... Чернобыльский след для него обернулся не только полученной инвалидностью, частыми визитами к врачам и лечением в стационарах. Для него это была еще и не утихающая скорбь о рано ушедших друзьях-соратниках и стремление хоть как-то помочь тем из них, кому сегодня намного хуже, нежели ему самому...

Когда случилась авария на атомной станции в Чернобыле, Топян, как и все неравнодушные советские люди, следил за всем, что происходило на АЭС, по-своему сопереживал направленным туда военнослужащим-ликвидаторам. Но сам даже не предполагал, что через полтора года тоже попадет в центр незатухающей радиоактивной беды... 27 ноября 1987 года вечером почтальон принес ему повестку и попросил расписаться в получении. Она была из военкомата и предписывала срочную явку на специальные сборы.

Собрали их примерно 30-40 человек в Раменском РВК, посадили в автобус и привезли в поликлинику для прохождения медкомиссии. Вячеславу в то время было 32 года, и он, что называется, был полным сил и здоровья. Всех, кто прошел врачебный осмотр, повезли в г.Железнодорожный. Там объявили: их как военнообязанных отправляют на Украину, в Чернобыль – на ликвидацию последствий аварии. Ехали поездом в сопровождении военных до Киева. А оттуда – на специально оборудованных грузовиках их, участников спецсборов, повезли в деревню Ораное, в расположение воинской части №42102.

– Меня сразу направили на краткосрочные курсы дозиметристов, где я пробыл полторы недели, – вспоминал в давней беседе со мной Вячеслав Петросович. – После обучения распределили в бригаду, которой руководил опытный капитан химических войск. В ней, кроме меня, были еще врач-радиолог и медработник. В дополнение к основным обязанностям за мной закрепили автомобиль «УАЗ». В наши задачи входило точное обследование различных объектов и помещений, находящихся в 30-километровой радиоактивной зоне, измерение уровня их заражения, составление картограмм гамма-полей. Причем, обязательно с указанием того, сколько времени в том или ином месте указанного объекта может находиться личный состав, участвующий в проведении аварийных работ. Главное – не допускать сильного переоблучения персонала. Работали, как и все ликвидаторы, без выходных и праздников. Ежедневно вечером, в 19.00, командир батальона, которому мы подчинялись, вызывал нас в штаб и давал конкретное задание – какой именно объект обследовать завтра и на что обратить внимание...

В зоне даже через многие месяцы после аварии, как вспоминает мой собеседник, обстановка была удручающей. На всем протяжении движения к эпицентру трагедии встречались пустующие деревни и поселки, заросшие сады и огороды, разрушающиеся дома... И ни единого человека вокруг... Только стаи бродячих собак, облезлых кошек и иной одичавшей домашней живности. Как будто, все жители вдруг разом вымерли... Такое можно было увидеть только в фильмах о Великой Отечественной войне. Но там сражались со зримым противником. А здесь шло такое же долгое, опасное, уносящее людские жизни противоборство с невидимым, но еще более страшным врагом – с радиацией...

В воинской части всех распределили по палаткам и провели подробный инструктаж. Так пошел отсчет самого опасного и памятного периода биографии рядового Топяна – чернобыльский. О нем в свое время очень просто написал в своем стихотворении один из чернобыльцев-ликвидаторов, владеющих стихотворным словом: «А дальше началась работа... Развал, машзал, и рыжий лес... Меж труб с дозиметром ныряя, метались сталкеры ЧАЭС...»

Бригада действовала в третьей, так называемой, особой зоне повышенной радиационной опасности. И дозиметрист Топян, многие годы спустя, откровенно признается в том, как страшно поначалу было заходить первым на зараженные участки и в помещения станции. Пугали не только заброшенность, звенящая пустота внутри, но само ощущение чего-то невидимого и опасного. У радиации ведь нет ни запаха, ни вкуса, ни цвета, но ее поражающие факторы им пришлось испытать на себе...

Впрочем, к постоянной опасности человек, как и ко всему на свете, постепенно привыкает. К тому же, у моего собеседника, как и у всех чернобыльских ликвидаторов, чувство служебного долга всегда брало верх над страхом. Понимал он и то, что следом за ними, сюда придут другие люди. Значит надо точно знать: сколько человеку можно находиться в том или ином месте... В то время, когда еще позволяло здоровье, ветеран во время одной из встреч рассказал мне одну историю, убеждающую в каких условиях работали дозиметристы...

– Как-то нам дали задание измерить участки 6-го машинного зала, того самого злополучного 4-го энергоблока, – объяснял мой собеседник. – В специальном снаряжении мы спустились на лифте в шахту и пошли по длинному, узкому коридору. Справа и слева за толстенными, похожими на банковские сейфы, дверьми располагалось машинное отделение. Мне показали: куда я должен буду зайти и успеть быстро, в течение 1-2 минут, измерить уровень радиации в трех точках. Мы тогда были оснащены дозиметрами ДП-5В, которые показывали до 100 рентген/час.

Войдя в помещение, включаю прибор, и стрелку сразу «зашкаливает»... Что-то не то с дозиметром? Выключил его, отошел в другое место и снова включил – на шкале то же самое... И вдруг почувствовал: мне становится плохо, я теряю сознание... Более опытные спутники, обеспокоенные моей задержкой, сразу все поняли, вынесли меня и стали откачивать... После туда же вошли с более мощным дозиметром, и выяснилось: в машзале – свыше 200 рентген/час. А я пробыл там более 5 минут!

В мои повседневные обязанности входила также раздача по утрам дозиметров и сбор их по вечерам. После ежедневного использования каждый дозиметр «простреливали» и узнавали: кто сколько рентген получил за прошедший день. Сведения об этом обязательно заносили в специальные журналы с фамилиями всех, кто работал на данной территории. Все это, как и многое тогда, было засекречено, и сами журналы хранились в сейфах. Как дозиметрист я знал, что всех ликвидаторов, кто суммарно набирал больше 9 бэр, до окончания срока командировки увольняли домой...

Вячеслав Петросович пробыл в Чернобыльской зоне всю зиму, более трех месяцев. Как дозиметрист в/ч 42102, он постоянно замерял уровень заражения всей автомобильной техники батальона, побывал на всех площадках 3-го и 4-го энергоблоков, неоднократно выезжал в мертвые города Чернобыль и Припять... В итоге, как и многие его соратники, получил довольно серьезную дозу облучения. А завершилась его служебная командировка в самом начале весны, и домой мой собеседник вернулся как раз на 8-е марта.

Это, как он позже вспоминал, стало незабываемым, радостным и долгожданным подарком любимой жене Светлане и двум дочерям. Вспоминая 80-е годы, Вячеслав Петросович, говорил: в то, совсем другое, советское время, он был горд тем, что честно выполнил свой гражданский долг, проявил при этом, как сказано в служебных характеристиках, «мужество и отвагу, высокую дисциплинированность, образцовые моральные и деловые качества», получил поощрения от командования и благодарственные письма от высоких инстанций.

Когда в феврале 2010 года бывший дозиметрист в кругу семьи, любимых дочерей, внучек и внука и близких отметил свое 55-летие, у него, как и у всех бронницких чернобыльцев, которых остается с каждым годом все меньше, был уже целый «букет» трудноизлечимых недугов и 3-я группа инвалидности. Он проходил обследование и лечение в разных госпиталях и санаториях. Только здоровье было уже не вернуть...

Но все чаще размышляя о пережитом, ветеран никогда не ругал злодейку-судьбу за то, что авария на ЧАЭС оставила такой губительный след в его биографии. Он относил себя к тому советскому поколению людей, которые отправились в опасную зону, не думая о последствиях своего поступка. Никто из них в то время даже не помышлял о том, чтобы отказаться от такой опасной служебной командировки...

– Мы тогда были настоящими патриотами своей страны, – объяснял мне Вячеслав Петросович. – Так можно сказать почти обо всех, с кем мне довелось работать в 1987 году на ЧАЭС. Нам приказывали, и мы шли на любой зараженный радиацией объект. И хоть все сознавали, чем это грозит, никто не трусил, не прятался за чужие спины… Все мои соратники были способны добровольно совершать мужественные поступки на благо своей Родины – когда-то огромной и великой страны. Именно тысячи таких обычных людей, как я, в меру своих сил помогли уменьшить огромный ущерб от случившейся ядерной катастрофы, спасти жизни и здоровье многих других людей. Пусть даже очень дорогой для себя ценой…
Валерий ДЕМИН
Назад
Авторизуйтесь, чтобы оставить комментарий