Бронницкие НОВОСТИ

В День Победы россияне воздали дань памяти и уважения бывшим узникам нацистских концлагерей. Бронницкая пенсионерка Нина Ильинична ЗАЙЧИКОВА в свои горестные детские годы пострадала от нацистов не меньше любого лагерного узника. Ее,11­-летнюю девчонку в 1942-­м вместе с матерью, фашисты полтора года использовали в качестве “живого щита” в беспокойном для них партизанском краю.

Прошло без малого 70 лет. Многое уже забылось. Но страшные картины лета 1942-­го, когда немцы с боями вошли в их село Сорокино в Орловщине, она помнит до сих пор. Село было большое, с церковью. Мужское население тогда воевало: либо в Красной Армии, либо в партизанах… До германского наступления в селе размещались красноармейцы. Но под напором врага ушли в лес. Попали ли они под бомбы или нет – Нина не знала. Только сначала в небе рано утром появилось много самолетов с черными крестами. И окрестности летчики бомбили и обстреливали сильно. Мать Нины – Анна Федоровна разбудила дочь, и они сразу выскочили из дома. Только убежать не успели…

После авианалета в село ворвались немецкие танки, а за ними машины с солдатами в мышиного цвета мундирах. ..Всех женщин, стариков и детей захватчики погнали из села под конвоем. Нина попала в колонну вместе с матерью одна из семьи. Ее старший брат был тогда на фронте, другой – в тыловом госпитале после ранения. Старших сестер мать, словно предчувствуя беду, отправила к родне в другие места.

- Кроме меня и мамы немцы захватили еще мамину сестру с четырьмя малолетними детьми, – рассказывает Нина Ильинична. – Всех нас повели в сторону ж/д станции Кудиар. А оттуда, плотно напихав людьми “пульманы”, прицепили их к воинскому составу и повезли в Брянск, уже попавший в зону оккупации. Причем цепляли так: два­три вагона немцев, а между ними – вагон с женщинами и детьми. Вскоре взрослые поняли, что нас используют как “живой щит” от партизанских мин. То к одному поезду прицепят, то к другому… Так начались мое военное детство на колесах…

На целых 18 месяцев жизнь Нины и еще сотен жителей села стала ежедневно подвергаться смертельному риску. Да и сама езда в переполненном вагоне – тяжелейшее испытание для всех. Ни поесть, ни воды попить, ни нужду справить… Хорошо, что расторопная мать успела взять с собой немного ржи в мешке. Но именно это жесткое зерно и стало скудной прибавкой к баланде, которую им раз в день давали немцы. Это помогло не свалиться от голода и выжить… Мать подобрала где­то брошенную немецкую каску и, насыпав в нее пригорошню ржи заливала ее водой, чтобы немного размокла. “Жуй подольше, – говорила она Нине. – А то подавишься…” Однажды уже осенью, когда нас привезли в Брянск, немцы­охранники с собаками выгнали всех из своих вагонов и заставили раздеться догола, – продолжает она свой рассказ.

– Потом загнали в какой­то большой вагон, – вспоминает Нина Ильинична. – Одежду нашу забрали для того, чтобы “прожарить” в целях дезинфекции. В вагоне, куда набили десятки людей, была невозможная духота. А потом вовнутрь пустили какой­то непонятный синеватый дым. Мы, сильно кашляя, простояли в нем некоторое время. Те, кто помоложе и покрепче после команды “На выход!” с трудом, но выбрались оттуда. А ослабевшие и пожилые так и остались замертво лежать после такой “дезинфекции”…

Потом опять были поездки: от одной станции к другой. Так и гоняли немцы в своих воинских эшелонах вагоны с “живым щитом”. А ближе к зиме их увезли очень далеко – в Белоруссию. Вывели из вагонов и дальше повезли на лошадях в ближайшую деревню. Там зачем­то расселили всех по дворам под охрану местных полицаев. В этой деревне сорокинские узники пробыли почти два месяца.

Однажды их даже ненадолго освободили, попавшие в окружение красноармейцы. Все в истрепанном обмундировании, с изможденными от долгого хождения по лесам лицами. Многие из узников просили их взять с собой в лес. Но командир, несмотря на уговоры, отказался брать женщин и детей: “Будем, мол, прорываться к своим с боями: неизвестно уцелеем ли сами?” Какое­то время сорокинцы, распавшись на группы, прятались кто­где. Нина с матерью – в брошенном блиндаже, А после в деревню вновь ворвались немцы…

Тогда Нина не очень понимала происходящее: уход наших, приход врагов. Она просто боялась стрельбы и голодухи, когда не знаешь умрешь ли ты от пули или от истощения… Девочка­подросток запомнила случай, как их собрали в чьей­то избе и какой­то мордастый фриц рассадил детей с женщинами вдоль стены, у окон. На случай нападения партизан. Начнут стрелять – попадут сначала в них. А сами немцы устроились в центре комнаты за столом и под взглядами голодных ребятишек принялись поедать тушенку из жестяных банок. Когда опять началась стрельба, они сразу отпрянули от окон…

А потом их снова собрали в колонну и погнали прочь от деревни. Покуда шли, видели, что всюду лежали убитые солдаты. Нининой матери, чтобы найти что­нибудь съестное, даже приходилось на ходу обыскивать мертвых: у кого сухарь найдет, у кого – еще чего­нибудь…Шли, как она вспоминает, очень долго – до следующей деревни. Но в дома их не пустили, а оставили ночевать прямо в поле. Ночи были холодными, и Нина в чужих ботинках 40­го размера и обмотках сильно замерзла. Хорошо, что мать смогла хоть как­то укутать её ноги обрывками старых солдатских кальсон, а то бы окоченела до смерти…

Утром их, почти 40 человек, согнали в один большой дом. Там они прожили еще несколько недель, то и и дело сопровождая немцев на выездах в другие деревни на случай нападения партизан. В это время у маминой сестры случилось горе: двое идущих с ними сыновей­малолеток погибли от разрыва гранаты. Любопытные мальчишки нашли ее и вытащили кольцо… Один, изувеченный взрывом, умер сразу, а второй – немного погодя. Вскоре умерла от воспаления легких одна их сестра…

-  Однажды немцы усадили нас на подводы, довезли до какой­то деревеньки и там рассадили на крытые брезентом грузовики, – вспоминает она. – Колонна шла в таком порядке: впереди машина с нами, потом – три немецких, затем снова – узники и опять немцы… Причем немцев везли свои шофера, а нас – русские военнопленные. По пути на колонну налетели советские самолеты. Но ни одной бомбы, словно зная о коварстве врага, не сбросили...

После этой поездки уцелевший “живой щит” снова вернули на место до следующего выезда немецкой автоколонны. Моя собеседница вспоминает, как жестоко расправлялись немцы с пойманными партизанами. Они, дети, не очень хорошо сознавали ужас происходящего. А вот женщины от крика истязаемых едва сами не падали в обморок. Как­то каратели захватили сразу целую группу из 25 партизан. Взрослых расстреляли сразу, а помоложе привезли в деревню и сильно мучили. Нина видела, как нескольких парнишек каратели долго избивали. А потом заставили рыть себе могилы и закопали их живыми… Уже потом, когда немцы ушли, женщины из соседних деревень признали кого­то из своих и перезахоронили…

Нина Ильинична месяц за месяцем вспоминает, сколько еще пришлось им принять мучений, пока в конце 1943-­го их наконец освободили наступающие советские войска… Стучали на стыках вагонные колеса, гремели где­то взрывы, они видели множество взорванных, лежащих под откосом вагонов. Но милосердная судьба сохранила двух девчонок и их матерей. Не попали они под партизанские мины и пули, под авиабомбы и от голода не умерли.

- Помню самолеты разбомбили станцию и заправлять локомотивы немцам стало нечем: ни воды, ни угля, – завершает она свой рассказ. – Там враги и бросили состав вместе с нами – “живым щитом”. Наши военнопленные с поезда открыли двери “пульмана” и мы разбежались кто­куда… Я с матерью и теткой убежала далеко в засеянное коноплей поле. И там мы прятались от немцев, пока не встретили передовую группу красноармейцев. Так закончились наши злоключения, которые продолжались полтора года. А потом начался обратный путь домой. Только это уже другая мирная часть моей жизни…

Валерий ДЕМИН