“…ТВОЙ, ТАГАНКА, АРЕСТАНТ”
0
1736

Светало. Стали слышны шаги надзирателей по длинному коридору. В переполненной камере Таганской тюрьмы он до утра не сомкнул глаз: все тело болело, будто сплошная рана… За 10 дней заключения бывший сторож бронницких курсов РККА “Выстрел” постарел на много лет. Позади – допросы, ругань, зверские побои с требованием признать вину в “контрреволюционной агитации погромно­повстанческого характера”. Впереди – отправка в спецзону, где и будет поставлена свинцовая “точка” в его биографии… Более 70 лет прошло со дня убийства нашего земляка Дмитрия Мурашова на Бутовском полигоне НКВД. Он стал одним из тысяч безвинно расстрелянных в годы “большого террора” жителей Подмосковья, получивших от властей клеймо “враг народа”. Горечь утраты пережили жена и дети репрессированного. Сегодня их уже нет в живых, и семейную память хранят внуки и жена одного из троих сыновей – Ангелина Алексеевна МУРАШОВА, которая рассказала корреспонденту “БН” все, что помнит о расстрелянном в далеком 1937-­м свекре.

Судя по ее воспоминаниям и документам, Дмитрий Васильевич ко времени ареста уже немало повидал на своем веку. Он всю жизнь честно трудился, а до ухода на пенсионную должность сторожа (со слов снохи) работал в Бронницком горбанке. Мурашов дважды был женат (первая жена рано умерла), у него было шестеро детей и внуки. Прошел гражданскую войну, имел заслуги перед государством, за которые и был награжден орденами (в одном из ответов группы реабилитации КГБ на запросы родственников говорилось о возможности их возврата). Но многое из личных вещей арестованного, которые изъяли во время обыска, кануло вместе с ним в подвалах НКВД. Даже сведения о судьбе репрессированного многие годы были под запретом…

Жена и старшие дети не могли поверить в то, что родной им человек вдруг стал “врагом народа”, призывал своих земляков к восстанию и погромам. Конечно, жизнь Дмитрия Васильевича не обходилась без трудностей и проблем. В последние годы он часто впадал в депрессию, много курил, а одно время даже стал попивать. В семье это связывали с начавшейся “чисткой” в учреждениях и хозяйствах. В 30­е годы в стране не утихала классовая борьба: даже мелких собственников, имевших в подворье одну лошаденку, причисляли к “мироедам”, раскулачивали и отправляли в места не столь отдаленные…

У Мурашовых в хозяйстве лошади были, а их родственники до революции имели в Бронницах свой постоялый двор и дом, которые при советской власти конфисковали. Неизвестно: ознакомились ли с содержимым уголовного дела Д.В.Мурашова, сфабрикованного в 1937-­м местными чекистами, в переломные 90­-е, когда открыли тюремные архивы, близкие репрессированного. Они, к сожалению, уже ничего не могут рассказать о жизненном пути 62-­летнего главы семьи – мужа, отца, деда до того момента, как его темной ноябрьской ночью навсегда увезли из родного дома. О том, что стало поводом для ареста простого пенсионера, сейчас тоже сказать трудно. Скорее всего, его зажиточные родственники и злобный навет кого­то из недругов…

Впрочем, в те страшные годы даже одна неосторожная фраза, произнесенная на людях, могла стоить человеку жизни. Муж моей собеседницы и самый младший из трех сыновей репрессированного – Борис Дмитриевич Мурашов – умер 12 лет назад от рака легких. Он многие годы работал на испытательной базе 21 НИИИ, затем – связистом на Горке. Как вспоминает жена, окончив “красную” школу, Борис вместе с тремя друзьями­одноклассниками хотел поступить в одно из военных училищ. Все четверо успешно сдали вступительные экзамены.Но, когда дело дошло до зачисления, Боря – единственный, не был принят. Почему так случилось, несостоявшемуся курсанту не объяснили, но он сам понял: старая “вина” отца поломала и его судьбу.

Переживал парень сильно, даже запил… Потом долго не мог определиться в выборе профессии. А душевная рана, как считает жена, осталась у него на всю жизнь. Немаловажно и то, что оба старших сына репрессированного воевали на фронтах Великой Отечественной, как и отец, имели награды. Сама Ангелина Алексеевна более 40 лет проработала на Бронницкой швейно­галантерейной фабрике. Была и швеей, и мастером участка и к делу своему всегда относилась ответственно. С покойным мужем они жили душа в душу, вместе перенесли тяготы неустроенного быта, вместе вырастили детей. ­Особенно благодарны мы старшим: брату и сестре мужа

– Николаю и Анне, помогавшим матери после ареста отца поднимать на ноги потомство, – рассказывает моя собеседница. – Брат выучился на агронома и всю зарплату приносил домой. А женился только, когда подрос самый младший – Борис. Не оставляла семью и Анна: она стала учительницей начальных классов и всю жизнь трудилась в городских школах… Причина смерти: расстрел, – записано в свидетельстве cерии VII­ИК за №267451, выданном Раменским ЗАГСом на имя Д.В.Мурашова, 1875 г.р., уроженца г.Бронницы, русского, беспартийного. Документ датирован 13 февраля 1991 г. и выдан семье 5 августа 1993 г. Он до сих пор как не заживающая рана для близких, как итог долгих поисков канувшего в застенках отца.

Мурашов реабилитирован по Указу Президиума ВС СССР от 16 января 1989 г.”О дополнительных мерах по восстановлению справедливости в отношении жертв репрессий, имевших место в период 30­40­х и начала 50­х годов”. А до этого – более полувека неизвестности. Тогда в ходу был воистину злодейский метод наказания – 10 лет лагерей без права переписки. Но это не лишение осужденного возможности получать письма и самому писать их, а скрытая высшая мера наказания. В лучшем случае, родным высылали уведомления о том, что их близкий человек умер от болезни. А время кончины указывалось гораздо более позднее, чем дата расстрела.

…Арестованный Мурашов пробыл в Таганке недолго: 15 ноября его сюда доставили, 19 ноября постановлением “тройки” при УНКВД СССР по МО он был приговорен к высшей мере наказания, а 27 ноября в Бутово приговор привели в исполнение. Как это произошло, ныне можно только догадываться…

Судя по дошедшим до нас сведениям, расстреливали осужденных по ночам, а чтобы пресечь ходившие среди населения разговоры о казнях, сверху пустили слух, что на стрельбищах испытывается новое оружие для Красной Армии. Но местные жители догадывались, что по соседству происходит что­то ужасное. Возвращавшихся домой с ночной электрички часто обгоняли “воронки”, крытые автозаки, а из глубины леса, бывало, слышались выстрелы и крики о помощи…

После доставки на полигон, как явствует из архивов, приговоренных заводили в барак якобы для санобработки. Потом объявляли приговор, сверяли данные и фото. Приговор приводила в исполнение группа из 3–4­х офицеров спецотряда, как правило, людей со стажем, служивших в органах ОГПУ­НКВД со времен гражданской войны. На казнь из барака выводили по одному, палач подводил жертву к краю рва, стрелял в затылок и сбрасывал тело в траншею. Сначала расстрелянных хоронили в ямах-­могильниках, которые рыли вручную. А с августа 1937­го, когда казни стали массовыми, экскаваторы выкапывали траншеи шириной и глубиной до 3 м, длиной от 150 м.

За день в Бутове редко расстреливали менее сотни заключенных. А бывали дни, когда казнили сразу свыше пятисот…Понимали ли палачи, что убивали невинных?! Весной 1994­го на Бутовском полигоне в память о казненных был установлен Большой Поклонный крест. В постсоветском обществе до сих пор спорят: нужно ли сегодня тревожить эту огромную братскую могилу, перезахоронять жертвы? Почти наверняка где­то здесь останки расстрелянного Д.В.Мурашова и еще десятков бронничан, бесследно сгинувших в те роковые годы. Страшные бутовские рвы даже нельзя назвать захоронением. Все убиенные на полигоне не похоронены в настоящем смысле слова и взывают к справедливости…

Очень многое изменилось в жизни россиян за прошедшие 70 лет. Ушли в небытие целые поколения, сменился строй и нравственные ценности. Но остался наш человеческий долг перед безвинно павшими. Долг поминовенения и памяти, который нужно возвращать.

Валерий ДЕМИН

Назад
Авторизуйтесь, чтобы оставить комментарий