Далеко не каждый из нас знает свою родословную и сможет рассказать о жизненном пути предков. Бронничанин Николай МУРАШОВ – один из тех, кто “нашел свои корни” до прабабушки, собрал немало сведений о судьбе деда Дмитрия Васильевича, погубленного в период сталинских репрессий. Это имя уже упоминалось в материале “Твой, Таганка, арестант”, опубликованном в “БН” № 4 от 24.01.2008 г. Тогда о расстрелянном в 1937 м стороже курсов РККА “Выстрел” было известно лишь немногое. Сегодня, благодаря усилиям внука, можно рассказать о дореволюционном этапе его биографии, узнать о последних днях обычного бронницкого жителя, казненного за свои убеждения, веру и принадлежность к иному – “контрреволюционному” сословию.
Передо мной копии страниц метрической книги от 12 ноября 1906-го. На одной – запись о том, что “бронницкий мещанин Дмитрий Васильевъ Мурашовъ, православного вероисповедания” сочетается вторичным браком с “девицей Антониной Васильевой Шустровой”, на другой – фамилии и звания тех, кто “совершал таинство”, и тех, кто были поручителями. Жених и невеста принадлежали к одному сословию, возраст его – 31, ее 17…
В браке они нажили троих сыновей – Николая, Василия и Бориса и двоих дочерей – Анну и Веру. Отец моего собеседника, Василий, родился уже в послереволюционном 1922-м. И в полной мере, как и другие дети Дмитрия Васильевича, испытал, что значит быть сыном “врага народа”. Добавлю, до революции Мурашовы считались в Бронницах крепкими хозяевами, имели свой дом в Лесном (ныне – Первомайском) переулке и лавку, где Дмитрий вместе со своей матерью Анной Кирилловной торговали посудой, иконами и церковной утварью. Однако в дальнейшем торговые дела Мурашовых, похоже, не удовлетворяли нужд растущей семьи, и Дмитрий поступил на службу.
Одно время деятельный и грамотный по тем временам молодой человек, окончивший 3 класса городской и 3 класса церковно приходской школ, трудился письмоводителем у земского начальника, затем – в воинском присутствии. Потом был писарем, помощником секретаря уездного съезда, а позже – коллежским регистратором губернского секретаря. Выдвигался Мурашов и на выборные должности: в 1916 м он стал членом правления Бронницкого добровольного пожарного общества (ДПО), через год его избрали помощником начальника пожарной команды, а через два года – председателем правления ДПО. Служил достойно: его не раз удостаивали похвальных отзывов, в 1913 м его за усердие даже наградили орденом Св.Станислава III ст., а в 1916 м – орденом Св. Анны III ст.
Добавлю, что на ответственные выборные должности Мурашова избирали и при советской васти. В 1920 м он был секретарем Бронницкого уездного совнархоза, в 1924 м – уполномоченным в экономотделе совнархоза и до 1928 го – секретарем энергетической комиссии. А до 1933 го работал старшим кассиром Бронницкого отделения госбанка. Имелись в биографии Дмитрия Васильевича и факты, которые позже сыграли роковую роль в его судьбе. С 1905 го по 1916 й Мурашов был членом, а затем – секретарем местного общества хоругвеносцев. Эта одна из монархических организаций, которая в то время ратовала за национальное и религиозно нравственное возрождение русского народа и активно выступала против революционного движения. Видимо, эти эпизоды его жизни и откровенные высказывания вкупе с непролетарским происхождением позже послужили основной причиной ареста Д.Мурашова.
Хотя ни в каких вооруженных действиях против власти он не участвовал и вообще – ни в царской, ни в белой армии он никогда не служил. Более того, в середине 30 х, к моменту ареста бывший совслужащий никакой опасности для режима не представлял: был уже на инвалидности, а два последних года работал в местной артели инвалидов, а с 1935 го – сторожем.
Николай Васильевич Мурашов, внук репрессированного, отставной офицер ракетных войск, обстоятельно, как он привык подходить к любому делу, рассказывает мне о том, как долог и непрост сам процесс архивных и библиотечных изысканий. За нужными сведениями о биографии своих родных, в частности деда, ему приходилось ездить в столицу и другие города по нескольку раз, делать выписки из самых различных источников, часами сидеть в читальных залах.
Причем, чтобы добиться доступа к прежде закрытым сведениям из спецфондов, нужно было документально подтвердить родство с тем, кто попал под репрессии, под прежний информационный запрет. Да и получить на руки нужный документ иной раз было совсем непросто. Случалось, что после долгих поисков по книжным каталогам, внимательного просмотра десятков формуляров, он получал из архива “аргументированный отказ” из за того, что нужный документ в ветхом состоянии.
Искать и добиваться реальных результатов самодеятельному бронницкому поисковику приходилось в свободное от основной работы время: ныне он – слесарь в Бронницком УГХ. Год за годом Николай Васильевич по крупицам восстанавливал этапы биографии деда. Вытребованная из следственного фонда архива УКГБ по МО копия дела № 19127 по обвинению Мурашова Д.В. – главный этап его изыскательской деятельности. Как известно, деда реабилитировали по Указу Президиума ВС СССР от 16 января 1989 г.”О дополнительных мерах по восстановлению справедливости в отношении жертв репрессий, имевших место в период 30-40-х и начала 50 х годов”. А до этого – более полувека неизвестности для его родных и близких. Теперь завеса секретности снята: через семь десятилетий можно пролистать последние страницы жизни его деда.
Вот убийственная по содержанию и с массой грамматических ошибок справка на его арест за подписью уже известного нашим читателям начальника Броницкого РО УНКВД МО, мл. лейтенанта ГБ Смилги, вот ордер на обыск и арест… Дальше – протоколы проведения обыска, допроса, постановление об избрании меры пресечения и предъявления обвинения – весь формальный “документальный “комлект для убийства невиновного. За дежурными фразами бронницких чекистов – трагедия обреченного человека, попавшего в жернова безжалостной машины “революционного правосудия”.
Здесь все, как в кривом зеркале, оборачивалось против обвиняемого и подтасовывалось под “расстрельный приговор”. Получалось, что Д.Мурашов как бы и не работал многие годы на ответственных должностях, а только и делал, что злословил против власти, призывал к “ее свержению и клеветал на ВКП(б)”. Резкая фраза, сказанная на людях, преподносилась, как призыв к восстанию против коммунистов, как доказательство явной враждебности.
Смотришь протоколы показаний “свидетелей”, нелепые подробности о якобы найденном у вражеского агитатора оружии (две пустые, ни на что негодные снарядные гильзы – значит, где то им зарыта и пушка!) и понимаешь: страшен карательный механизм классовой борьбы, налаженный на слепое уничтожение всех несогласных с произволом. В этом смысле закономерны и приговор тройки УНКВД МО, и выписка из протокола ее последнего заседания, в котором, как и десятках тысяч ему подобных, 19 ноября 1937 го была поставлена свинцовая “точка”.
А после расстрела “врага народа”, – отца шестерых детей на целые десятилетия “стерли” из памяти родных, наглухо запрятав его имя в пыльных архивах НКВД. Иные далекие от истории люди, глядя на ворох архивных листов, могут сказать: а так ли они важны для нашей хлопотной жизни? Зачем тратить свободное время на поиски того, что давно поросло быльем? Разве мало нынче других, более важных и нужных забот? Думаю, Николай Васильевич, сам узнавший всю правду о своем деде, сам побывавший на месте его расстрела – Бутовском полигоне НКВД, лучше многих ответил бы на эти вопросы. Он готов и дальше заниматься поисковой работой, помогая другим бронничанам искать и находить правду о родственниках, замученных в период террора. Он воспринимает это, как свой гражданский долг. Долг поминовенения и памяти, который нужно возвращать.
Валерий ДЕМИН