"ЗА УПОКОЙ ДОЗИМЕТРЫ ЗВЕНЕЛИ..."
0
1449

Это уже 24-й апрель со времени давнего события, повлиявшего на всю его последующую жизнь. Но бронничанин Вячеслав ТОПЯН все так же, как будто это было вчера, помнит свою 3-месячную командировку в Чернобыльскую зону: неимоверно длинные секунды в машинном зале 4-го энергоблока, тихое позванивание дозиметра и его зашкаливающую стрелку, огромное кладбище автотехники и зловещую пустоту мертвых городов... Чернобыльский след для него - не только последовавшая после командировки инвалидность, частые визиты к врачам и лечение в стационарах. Это еще и память о рано ушедших друзьях-соратниках, и стремление хоть как-то помочь тем из них, кому сегодня намного хуже нежели ему самому...

Когда случилась беда в Чернобыле он, как и все, следил за всем, что происходило на АЭС, по-своему сопереживал 'ликвидаторам'. Но сам даже не предполагал, что через полтора года попадет в центр незатухающей радиоактивной беды... 27 ноября 1987-го вечером почтальон принес ему повестку и попросил расписаться в получении. Она была из военкомата и предписывала срочную явку на спецсборы. Собрали их примерно 30-40 человек в Раменском РВК, посадили в автобус и привезли в поликлинику для прохождения медкомиссии. Вячеславу в то время было 32 и он, что называется, был полным сил и здоровья. Всех, кто прошел врачебный осмотр, повезли в г.Железнодорожный. Там объявили: их, как военнообязанных, отправляют в Чернобыль - на ликвидацию последствий аварии. Ехали поездом в сопровождении военных до Киева. А оттуда - на специально оборудованных грузовиках их, участников спецсборов, повезли в деревню Ораное, в расположение в/ч № 42102.

- Меня сразу направили на краткосрочные курсы дозиметристов, где я пробыл полторы недели, - вспоминает Вячеслав Петросович. - После обучения распределили в бригаду, которой руководил опытный капитан химических войск. В ней, кроме меня были еще врач-радиолог и медработник. В дополнение к основным обязанностям за мной закрепили автомобиль 'УАЗ'. В наши задачи входило точное обследование различных объектов и помещений, находящихся в 30-километровой радиоактивной зоне, измерение уровня их заражения, составление картограмм гамма-полей. Причем, обязательно с указанием того, сколько времени в том или ином месте указанного объекта может находиться личный состав, участвующий в проведении аварийных работ. Главное - не допустить переоблучения персонала. Работали, как и все 'ликвидаторы', без выходных и праздников. Ежедневно вечером, в 19.00 командир батальона, которому мы подчинялась, вызывал нас в штаб и давал конкретное задание - какой именно объект обследовать завтра и на что обратить внимание...

В зоне даже через многие месяцы после аварии, как вспоминает мой собеседник, обстановка была удручающей. На всем протяжении движения к эпицентру трагедии встречались пустующие деревни и поселки, заросшие сады и огороды, разрушающиеся дома... И ни единого человека вокруг... Только стаи бродячих собаки иной одичавшей домашней живности. Как будто, все жители вдруг разом вымерли... Такое можнобыло увидеть только в фильмах о Великой Отечественной войне. Но там сражались со зримым противником. А здесь шло такое же долгое, опасное, уносящее людские жизни, противоборство с невидимым, но еще более страшным врагом - с радиацией... В воинской части всех распределили по палаткам и провели подробный инструктаж. И наступил самый памятный период биографии рядового Топяна - чернобыльский. О нем просто написал в своем стихотворении один из 'ликвидаторов': 'А дальше началась работа... Развал, машзал, и рыжий лес... Меж труб с дозиметром ныряя, метались сталкеры ЧАЭС...'

Бригада действовала в третьей, так называемой, особой зоне повышенной радиационной опасности. И дозиметрист Топян, многие годы спустя, откровенно признается в том, как страшно поначалу было заходить первым на зараженные участки и в помещения станции. Пугали не только заброшенность, звенящая пустота внутри, но само ощущение чего-то невидимого и опасного. У радиации ведь нет ни запаха, ни вкуса, ни цвета, но ее поражающие факторы им пришлось испытать на себе... Впрочем, к постоянной опасности человек, как и ко всему, привыкает. К тому же, у моего собеседника, как и у всех 'ликвидаторов', чувство служебного долга всегда брало верх над страхом. Понимал он и то, что следом за ними, сюда придут другие люди. Значит надо точно знать: сколько человеку можно находиться в этом месте... Ветеран рассказал мне одну историю, убеждающую в каких условиях работали дозиметристы...

- Как-то нам дали задание измерить участки 6-го машзала того самого злополучного 4-го энергоблока, - продолжает рассказ мой собеседник. - В специальном снаряжении мы спустились на лифте в шахту и пошли по длинному, узкому коридору. Справа и слева за толстенными, похожими на банковские сейфы, дверьми располагалось машинное отделение. Мне показали: куда я должен буду зайти и успеть быстро, в течение 1-2 минут измерить уровень радиации в трех точках. Мы тогда были оснащены дозиметрами ДП-5В, которые показывали до 100 рентген/час. Войдя в помещение, включаю прибор и стрелку сразу 'зашкаливает'... Что-то не то с дозиметром? Выключил его, отошел в другое место, и снова ключил - то же самое... И вдруг почувствовал: мне становится плохо, я теряю сознание... Более опытные спутники, обеспокоенные моей задержкой, сразу все поняли, вынесли меня и стали откачивать... После туда же вошли с более мощным дозиметром и выяснилось: в машзале - свыше 200 рентген/час. А я пробыл там более 5 минут! В мои повседневные обязанности входила также раздача по утрам дозиметров и сбор их по вечерам. После ежедневного использования каждый дозиметр 'простреливали' и узнавали: кто сколько рентген получил за прошедший день. Сведения об этом обязательно заносили в специальные журналы с фамилиями всех, кто работал на данной территории. Все это, как и многое тогда, было засекречено и сами журналы хранились в сейфах. Как дозиметрист, я знал, что всех ликвидаторов, кто суммарно набирал больше 9 бэр, до окончания срока командировки увольняли домой...

Топян пробыл в Чернобыльской зоне всю зиму, более трех месяцев. Как дозиметрист в/ч 42102, он постоянно замерял уровень заражения всей автомобильной техники батальона, побывал на всех площадках 3-го и 4-го энергоблоков, неоднократно выезжал в мертвые города Чернобыль и Припять... В итоге, как и многие, получил довольно серьезную дозу облучения. А завершились его служебная командировка в самом начале весны и домой мой собеседник вернулся как раз на 8-е марта. Это стало незабываемым, радостным и долгожданным подарком любимой жене Светлане и двум дочерям. Вспоминая 80-е, Вячеслав Петросович, говорит: в то, совсем другое, советское время, он был горд тем, что честно выполнил свой гражданский долг, проявил при этом, как сказано в служебных характеристиках, 'мужество и отвагу, высокую дисциплинированность, образцовые моральные и деловые качества ', получил поощрения от командования и благодарственные письма от высоких инстанций.

В прошедшем феврале бывший дозиметрист в кругу семьи, любимых дочерей, внучек и внука и близких отметил свое 55-летие. Сегодня у него, как и у всех бронницких чернобыльцев, которых остается с каждым годом остается все меньше, - целый 'букет' трудноизлечимых недугов и 3-я группа инвалидности. Он проходил обследование и лечение в разных госпиталях и санаториях. Только здоровье уже не вернешь... Все чаще размышляя о пережитом, ветеран не ругает злодейку-судьбу и не жалеет о том, что авария на ЧАЭС оставила след в его биографии. Он относит себя к тому советскому поколению людей, которые отправились в опасную зону, не думая о последствиях своего поступка. Никто из них в то время даже не помышлял о том, чтобы отказаться от такой опасной служебной командировки...

- Мы были патриотами своей страны, - объясняет Вячеслав Петросович. - Так можно сказать почти обо всех, с кем довелось работать в 1987-м на ЧАЭС. Нам приказывали и мы шли на любой зараженный радиацией объект. Хотя все сознавали, чем это грозит, но никто не трусил, не прятался за чужие спины. А сегодня мне, глядя на бедственное положение моих бывших соратников-чернобыльцев, на скудные, нередко отсуженные льготы и чиновничий беспредел, становится обидно за то, что наши прошлые заслуги не получили достойного материального вознаграждения. Конечно, пока у меня есть силы, всего стараюсь добиваться сам. И по мере возможностей даже стараюсь чем-то помогать нашей Бронницкой организации ветеранов-инвалидов 'Союз-Чернобыль'. Знаю, что и в старости выросшее потомство меня не бросит. А как быть тем из нас, кто сегодня остался наедине с безденежьем, инвалидностью и тяжелыми болезнями? На этот вопрос, как и прежде, нет достойного ответа...

Валерий ДЕМИН

 

 

Назад
Авторизуйтесь, чтобы оставить комментарий